Отечество в XVIII веке

Грот Я.К. П.С. Потемкин во время пугачевщины.

«Из бумаг, собранных мною по истории пугачевщины несколько лет тому назад были напечатаны в Записках Академии Наук 1) бумаги Кара и Бибикова, и 2) часть переписки императрицы Екатерины II с графом П.И. Паниным. Малое распространение академического издания было причиной, что большая часть лиц, которые после того писали об этой эпохе, не воспользовались помянутыми документами. Содержание их не было принято к сведению даже при втором издании «Записок о жизни и службе А.И. Бибикова», появившемся в Москве в 1865 году…»

Муханов П.А. Письмо короля польского Станислава Понятовского к Валуеву.

«26 августа (6 сентября) 1797 года. Король польский покорнейше просит господина Валуева, сообщить ему:

1. Где будет праздноваться Александров день, в Петербурге или в Гатчине?

2. В котором часу следует там быть?

3. Если праздник в Гатчине, то не следует ли приехать туда накануне в субботу вечером?

4. Какое место предназначено мне в шествии кавалеров и во времени всей церемонии?

5. Какую разницу следует мне предписать портному на счет формы, длины и подкладки мантии, для отличия от других кавалеров?

Покорнейше прошу господина Валуева не сетовать на все эти вопросы; они происходят единственно из желания моего избежать всего, что могло бы не соответствовать желанию государя императора, без сомнения, точно также не пожелающего, чтобы в совершении этой церемонии было бы отступление от почета, который ему угодно было предоставить во всех случаях моему званию

Господин Валуев не усумнится в искренних чувствах уважающего его С. А. П.»

Лагарп Ф.Ц. Ответы Лагарпа гр. Н.И. Салтыкову о воспитании в. к. Александра и Константина Павловичей.

«Честь имею представить в. п. настоящую записку, содержащую, во 1-х, краткое изложение пройденного и. и. в. со мной, и во 2-х, краткое обозрение того, что еще остается пройти.

Часть I. Пройденное их и. в. со мной относится к следующим пунктам: к изучению французского языка, географии, истории и математики.

Изучение французского языка. Оно заключает в себе чтение, правописание и сочинение. Для того, чтобы приучить их и. в. к правильному произношению, их часто заставляли читать вслух, и разнообразя предметы их чтения, им давали возможность понять необходимость различных ударений...»

Рунич П.С. Записки сенатора Павла Степановича Рунича о Пугачевском бунте.

«…Сопричислен будучи, 1774 года в 4-й день августа, графом Петром Ивановичем Паниным к секретной комиссии, отправленной из Петербурга в низовый край по случаю возникшего в оном возмущения, предложил я завести журнальную тетрадку, чтобы вносить в оную и записывать все те происшествия, кои могут мне встретиться в пути моем, как для памяти, так и для любопытства. Не имея возможности в скорой дороге завсегда возить с собой чернильницу и перья для записи, большею частью употреблял я на то карандаш, в записной моей книжке хранящийся; но как только где останавливались на обед, то старался записанное карандашом поновлять чернилами, что и продолжалось во все время бытия моего при комиссии…»

Лонгинов М., Максимов Н. Биографические сведения о русских писателях XVIII века и библиографические указания на их сочинения.

«Три брата Карины происходили из хорошего дворянского рода. Они получили смолоду хорошее образование и принадлежали к первой по времени категории светских юношей, принявших участие в литературном движении, которое заявило себя почти одновременно около эпохи восшествия на престол Екатерины II.

А) Александр Григорьевич Карин, старший из братьев, учился в московском университете в первые годы его существования (…), и был там товарищем Фон-Визина, с которым был он потом приятелем (…). Новиков говорит, что Карин знал хорошо некоторые иностранные языки, имел отличную библиотеку и был большой любитель литературы, и что мелкие его стихотворения печатались в журналах…»

Корнилов И.П. Указ Петра I о бесчестных словах.

«1700-го года, мая в 11-й день, Великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич, всея великия и малыя и белыя России самодержец. По сему вышеписанному челобитью Сенофанту Алымову на Григория Батурина в безчестии, что он, Григорей, говорил ему, что он смотрит на него зверообразно, - отказать; да и впредь буде кто на кого в таких или в иных к тому принятых не дельных итех (…) учнуть великому государю бить челом в приказех судьям отказать и челобитья не принимать и никого не допрашивать...»

Веселаго Ф.Ф. Дедушка русского флота (1688-1832).

«Старинный петровский ботик, носящий почетное название Дедушка русского флота, представляет один из   драгоценнейших исторических памятников. Его уважают как святыню и оказывают почести как живому существу. Начало такого благоговейного почитания ботика положено самим великим царем, который чтил в нем предмет, бывший ближайшим поводом к созданию русского флота.

Потешные плавания Петра, начавшиеся на Яузе, на ботике «Дедушке», постепенно принимая более и более серьезное направление, быстро от Яузы перешагнули к океану, а потомство ботика, разросшееся в сильные флоты, приобрело для России на севере и на юге значительные пространства морских берегов и своими боевыми подвигами успело заслужить уважение лучших тогдашних флотов

Петр чествовал свой ботик, как одного из достойнейших своих сотрудников; в нем он как бы олицетворял великую идею создания флота и, с другой стороны, почестями, отдаваемыми ботику «дед» выражал свою признательность заслугам славных внуков

Преемники великого царя относились к ботику с таким же уважением, и если по какому-нибудь важному случаю ему приходилось показываться перед народом, то явление это всегда было торжественно и сопровождалось почти царственными почестями…»

Тюрьмы в России. Собственноручный проект императрицы Екатерины II (1787).

«В Государственном архиве, в Санкт-Петербурге, храниться проект о тюрьмах, писанный в 1787 году собственноручно императрицею Екатериной II. Высочайше утвержденная комиссия для составления систематического проекта тюремного преобразования в России, узнав о существовании этого драгоценного автографа, испросила в прошлом году разрешения получить с него точную копию и поручила мне включить его в историческую записку о русских тюрьмах. Включив его в общую разработку исторического материала об отечественных наших тюрьмах, я считаю, однако-же, небезынтересным для науки отпечатать этот замечательный документ на страницах «Русской Старины», с кратким  критическим обзором о значении его для истории и для уголовного права. Тем более это кажется мне полезным, что до настоящего времени не сделана надлежащая оценка тем великим началам любви и милосердия, которые внесены в наше уголовное правосудие великою преобразовательницею.

Принципы, провозглашенные Екатериною II в ее знаменитом Наказе, в 1767 году, опередили все европейские законодательства почти на целое столетие.

Во всех европейских государствах тюрьмы находились в то время в самом ужасном состоянии. Они представляли страшное зрелище: Товер, Бастилия, Консиержери, Тампль и вообще все тюрьмы Европы наводили ужас и содрогание. Это были или сырые, мрачные башни, без света и воздуха, или же смрадные погреба и подземелья, где господствовали холод, голод, болезни и смерть. Подсудимые, подследственные, решенные всех возрастов, без различия пола, содержались по большей части в общих камерах и здесь они предавались пьянству, разврату и оргиям…»

Егор Столетов (1716-1736). Рассказ из истории Тайной Канцелярии.

«Секретарь Монса – Казнь фаворита – Ссылка Столетова и Балакирева – Прощение – Столетов на службе – Дело Долгоруких – Ссылка в Нерчинск.

Преобразование полудикой России в полуграмотную Европу сопровождалось многими возмутительными явлениями, которые были, впрочем, неизбежными последствиями насильственной прививки к жизни русской нравов и обычаев западных. Одним из подобных явлений были временщики, без которых не обошлось ни одно царствование от первого до последнего года XVIII века, изобиловавшего фаворитами и выскочками, своими доморощенными и заезжими искателями фортуны. Каждый временщик, следом за собою, выводил в люди, во-первых, своих родных; во-вторых своих приспешников и угодников. Блаженствовали они, покуда везло их милостивцу; падал он – и их благосостояние разбивалось вдребезги. Милостивец погибал на эшафоте или хоронился в Сибири, креатур его, наказанных плетьми или батогами, разжаловали в солдаты, заточали в монастыри, ссылали в Рогервик, на Оренбургскую линию, а то и дальше. И эта фантасмагория длилась до Екатерины II, но участь одного временщика не пугала другого, - пример предшественника не был наукою его преемнику.

В 1716 году несчастный – счастливец, Виллим Иванович Монс, снискал благосклонность супруги Петра Великого, государыни Екатерины Алексеевны, и, затем, через пять лет, достиг той вершины могущества, выше которой для временщика оставался только… эшафот. Духовные иерархи, первейшие вельможи заискивали милостей фаворита и его сестры, Матрены Ивановны Балк, не скупясь ни на взятки, ни на лесть, в которой доходили до крайнего раболепства. Толпу льстецов и просителей Монса составляли: Бестужев-Рюмин, Бирон, Белосельский, Артемий Волынский, Вяземский, Головкин, Дашков (архиерей ростовский), Долгоруков, Лопухин, Нарышкин, , Одоевский, Салтыков, Толстой, Трубецкой, Черкасский, Шепелев, Шувалов, Юшков, Юсупов и многие другие…»

Брикнер А. Вскрытие чужих писем и депеш при Екатерине II.

«В записках Храповицкого, изданных в 1862 году в «Чтениях Московского Общества истории и Древностей Российских» очень часто встречается слово «перелюстрация».

Перелюстрациею называлось чтение чужих писем и депеш, нарушение тайны писем. Ею заменялись отчасти газеты и телеграммы нынешнего времени. Она была важнейшим орудием при управлении делами, потому что при помощи ее правительство знало о положении дел и настроении умов, сколько в провинции, столько за границею, о расположении министров и государей европейских держав, о намерениях и действиях аккредитованных при русском дворе иностранных дипломатов.

В Петербурге, как видно из смысла, в котором употребляется это выражение в Записках Храповицкого, по крайней мере в 1787 и 1788 годах, было обыкновение доставлять императрице каждый раз, тотчас же по прибытии почты и до ее отправления письма известных лиц. «Перлюстрировать» такие письма было важнейшим занятием Екатерины и она часто, по поводу содержания таких документов, в беседе со своим секретарем, делала разного рода замечания. Письма и депеши, получаемые иностранными дипломатами от их правительств, были предметом особого внимания Екатерины. Большая часть заметок о перлюстрации относится к 1788 и 1789 годам. Очевидно, такие заметки состоят в соотношении со днями прибытия иностранной почты, приходящей раз или два в неделю…»

Страницы

Подписка на RSS - Отечество в XVIII веке